Алексей Марков: «В компании может быть три, пять или десять генеральных директоров»

Недавно вступили в силу долгожданные изменения норм Гражданского кодекса о юридических лицах. Новелл оказалось много. В числе основных можно назвать введение специальной статьи об ответственности органов управления и появление возможности иметь несколько директоров в одной компании. Об этих новшествах мы решили поговорить с Алексеем Марковым, партнером компании Эрнст энд Янг (СНГ).

– Алексей Анатольевич, что изменилось в статусе директора 1 сентября 2014 г. в связи с обновлением главы 4 «Юридические лица» Гражданского кодекса?

– Директора российского хозяйственного общества, который действовал до 1 сентября 2014 года, я бы сравнил с Иваном Грозным. В большинстве случаев генеральный директор российской компании являлся царем-самодержцем. У него были огромные полномочия, лишь немного лимитированные законом. В то же время механизмы контроля за его деятельностью со стороны других органов управления были слабыми. Исключением можно считать лишь публичные компании, где была ­развитая система корпоративного управления и внутреннего ­контроля.

И вот, перефразируя слова известного исторического деятеля, революция, о которой так долго говорили, но не большевики, а бизнес и юридическое сообщество, наконец-то свершилась. И теперь основной документ, регулирующий гражданские правоотношения, – Гражданский кодекс – вводит принцип двух или нескольких директоров. То есть полномочия единоличного исполнительного органа могут быть переданы нескольким лицам, которые действуют либо совместно, либо независимо друг от ­друга.

Передача таких полномочий обусловлена лишь двумя обстоятельствами. Во-первых, возможность передать полномочия нескольким лицам должна быть закреплена в уставе компании. Во-вторых, передача полномочий должна быть отражена в Едином государственном реестре ­юридических лиц.

– Правильно ли я понимаю, что у компании теперь может быть как один единоличный исполнительный орган, представленный несколькими лицами, так и несколько единоличных исполнительных органов?

– Совершенно верно. У компании может быть один единоличный исполнительный орган, полномочия которого переданы нескольким лицам, действующим совместно. Можно сказать, что такие лица, по сути, скованы одной цепью и связаны одной целью.

Об этом мечтали и юристы, и бизнес, особенно иностранный, который приходил в Россию и создавал совместные предприятия или открывал собственные дочерние компании. Не секрет, что в большинстве юрисдикций наличие нескольких директоров, которые могут действовать совместно, – скорее правило, чем исключение. Вполне логично, что иностранные бизнесмены пытались строить систему корпоративного управления, к которой они привыкли у себя на родине. Но попытки сделать это в рамках нашего законодательства о юридических лицах были тщетными. Мы говорили: «Извините, директор может быть только один. Других вариантов нет».

В результате изобретались очень сложные механизмы контроля за деятельностью генерального директора. Понятно, что можно было включать в устав положения, которые ограничивают его компетенцию через введение механизма крупных сделок, порогов материальности по заключению сделок и т.д. Но все это квази-механизмы. Теперь закон наконец-то позволяет вводить нормальные правовые способы контроля за деятельностью единоличного исполнительного органа.

И вторая возможность, о которой Вы упомянули в вопросе, – создание нескольких единоличных исполнительных органов. В компании может быть три, пять или десять генеральных директоров. Звучит революционно. Сразу оговорюсь, что ситуацию с несколькими генеральными директорами нельзя приравнивать к созданию коллегиального исполнительного органа. Это ни в коем случае не будет считаться правлением. Директора будут действовать независимо друг от друга, но будут ­являться одним единоличным исполнительным органом.

– Какие еще преимущества есть у системы управления компании с несколькими директорами? Что дает вариативность формы управления на практике?

– Я привел пример иностранных инвесторов потому, что в основном они интересовались возможностью ввести нескольких директоров. Но я считаю, что принцип «нескольких ключей» направлен на защиту любого собственника. Это дает возможность владельцу бизнеса лучше контролировать его развитие.

Но главный плюс сам по себе в том, что такая система вообще появилась. Возникло право выбора, возможность построения той системы корпоративного управления, которая будет подходить именно вам, в зависимости от того, какой у вас бизнес, – малый, средний или крупный; являетесь ли вы единственным владельцем бизнеса или у вас есть бизнес-партнеры. Новая система даст гибкость, возможность складывать ­кубики ровно так, как будет необходимо бизнесу.

– Как наличие нескольких директоров отразить в уставе: директор № 1, директор № 2 или директор по тому, директор по другому?

– На мой взгляд, это не принципиально. Можно назвать их так, как Вы сказали, можно просто «директор». И затем в протоколе о назначении указывать конкретно человека, который будет иметь те или иные ­полномочия.

Отмечу, что в международной практике нет директора № 1 и директора № 2. Если взять выписку из реестра, то мы увидим, что там просто директор, директор, директор, фамилии и другие личные данные, адреса мест жительства и т.д. Дальше есть графа, в которой перечислены полномочия того или иного директора. При этом в уставе говорится только, что полномочия директоров разные. А в реестре положения устава ­конкретизируются в отношении каждого директора.

– В процессе построения «многоголовой» структуры наверняка будут возникать вопросы. Один из них находится на поверхности: как вносить информацию о директорах в Единый государственный ­реестр юридических лиц?

– Как мы знаем, зима, по крайней мере, в Москву, приходит неожиданно. И наши коммунальные службы оказываются не готовыми к этому.

Изменение главы 4 Гражданского кодекса, видимо, тоже было неожиданным для нашего регистрирующего органа. Если кто-то из читателей после 1 сентября 2014 года пытался зарегистрировать, например, общество с ограниченной ответственностью и ввести новые принципы корпоративного управления, то, скорее всего, столкнулся с проблемами. ­Оказывается, зарегистрировать такую компанию сейчас невозможно.

Это произошло по очень простой причине: формы заявлений для регистрации юридических лиц, которые применяются в настоящее время, остались старыми. И в них просто нет строчек для того, чтобы вписать несколько единоличных исполнительных органов или нескольких лиц, которые будут действовать совместно и между которыми будут распределены полномочия единоличного исполнительного органа. Я надеюсь, что в скором времени эти формы будут изменены и практических ­проблем с регистрацией не возникнет.

– Еще один интересный вопрос – о распределении компетенции между директорами, действующими совместно. Как она ­распределяется? Необходима ли подпись каждого из них под договором?

– Чтобы сделка, совершенная юридическим лицом, признавалась действительной, необходимо, чтобы все директора поставили подписи под договором, под платежным поручением или еще под каким-то ­документом.

Но ситуации могут быть и сложнее. Возможно, некоторые компании захотят предусмотреть в уставе передачу полномочий единоличного исполнительного органа трем лицам, которые действуют совместно, но при этом для совершения сделок будет достаточно подписей любых двух из этих трех. В западной практике это обычное дело. У нас же Гражданский кодекс о такой возможности ничего не говорит. Посмотрим, как ­будет развиваться практика.

– А как распределяются полномочия нескольких директоров, действующих независимо друг от друга? Достаточно ли будет в ­договоре подписи одного из них?

– Логично предположить, что если сделку совершит любой из директоров, то она будет считаться действительной.

Но опять же в жизни могут возникать модифицированные ситуации. Допустим, мы хотим предусмотреть в уставе различные полномочия для каждого из двух директоров. Один будет совершать сделки в пределах установленных лимитов (т.е. введем порог материальности), другой – в рамках обычной хозяйственной деятельности и ни в коем случае не будет брать кредиты, давать поручительства и т.п. (т.е. введем качественные ограничения полномочий). Гражданский кодекс ничего не говорит о такой возможности. Предположим, она существует. Тогда необходимо, чтобы в Едином государственном реестре юридических лиц все эти ограничения тоже присутствовали. Ведь участники гражданского оборота, которые действуют разумно, добросовестно и проверяют полномочия представителей контрагента, должны иметь возможность где-то узнать о наличии подобных ограничений.

– Перейдем к вопросам ответственности. Какие лица и какую ответственность несли за убытки компании до 1 сентября 2014 года?

– Вопросам ответственности органов юридического лица посвящена статья 53 Гражданского кодекса. В прежней редакции пункта 3 этой статьи было сказано, что лицо, которое в силу закона или учредительных документов выступает от имени компании, должно действовать разумно и добросовестно. А в случае причинения убытков данное лицо должно по требованию участников возместить их компании. На этом ставилась точка, и мы понимали, что лицо, которое в силу закона или учредительных документов вправе действовать от имени юридического лица, – это генеральный директор.

Про других лиц, которые входили в органы управления компании, Гражданский кодекс не говорил ничего. Но жизнь не стояла на месте, развивалась практика, в том числе судебная. Были споры об ответственности не только генеральных директоров, но и лиц, входящих в ­коллегиальные органы: правления, советы директоров.

Наконец, летом прошлого года Пленум Высшего Арбитражного Суда в своем постановлении обобщил практику¹. В результате у нас появились ориентиры, на которые мы могли бы полагаться при принятии тех или иных решений об ответственности.

Во-первых, расширился круг лиц, которые вправе потребовать возмещения убытков. Высшие арбитры сказали, что помимо самого общества и его участников это может быть лицо, которое стало участником впоследствии. Такое лицо все равно имеет право требовать возмещения убытков.

Во-вторых, расширился круг лиц, с которых можно потребовать возмещения убытков. Пленум сказал, что такими лицами помимо генерального директора могут являться члены коллегиального исполнительного органа, наблюдательных советов, советов директоров.

– Что стало после 1 сентября 2014 года?

– То ли рабочая группа по внесению изменений в главу 4 Гражданского кодекса решила развивать законодательство, посмотрев на постановление Пленума и посчитав, что его содержание стоит отразить в главе 4 Гражданского кодекса, то ли Пленум обладал некой инсайдерской информацией о деятельности рабочей группы… Как бы там ни было, но 1 сентября 2014 года в Гражданском кодексе появилась статья 53.1, которая полностью посвящена ответственности органов управления юридического лица. Очень во многом, если не во всем, она копировала ­разъяснения Пленума в отношении ответственности органов ­управления.

Понятно, что единоличный исполнительный орган по-прежнему несет ответственность за убытки, причиненные компании. Также несут ответственность члены коллегиальных органов, кроме тех, кто голосовал против, либо, действуя добросовестно, не принимал участия в голосовании. Убытки должны быть возмещены, если эти лица действовали недобросовестно или неразумно, в том числе если их действия (бездействие) не соответствовали обычным условиям гражданского оборота или обычному предпринимательскому риску. Об этом говорит прямая норма закона.

Кроме того, в статье 53.1 Гражданского кодекса установлено, что соглашение об устранении или ограничении ответственности за недобросовестные и неразумные действия в публичном обществе ничтожно. Возникает вопрос: в непубличном обществе такое соглашение будет ­действительным? Из закона следует, что да.

Следующий принцип, который был введен, – это солидарная ответственность. Причинители обязаны возместить убытки солидарно.

– Если вернуться к ситуации с несколькими директорами, то возникает вопрос: как они в данном случае будут отвечать? Будут ли все директора, которые поставили подписи, нести солидарную ­ответственность?

– Логично предположить, что да. Но устав может предусматривать различные полномочия и компетенцию лиц, которые действуют совместно или независимо друг от друга. Кого и как тогда привлекать в ответственности? Думаю, что ответ на этот вопрос сформирует только ­практика.

Можно смоделировать и другую ситуацию. Допустим, из множества директоров договор подписали двое. В каком объеме они будут нести ответственность: пятьдесят на пятьдесят или как-то еще? Нужен конкретный механизм привлечения к ответственности. А его на сегодня ­попросту нет.

Поэтому нам, юристам, придется формировать практику. Мы будем пытаться делать так, как считаем нужным и правильным, будем набивать шишки, ходить в суды, которые будут принимать те или иные решения. Потом сформируется практика. Это диалектический процесс, через который мы уже прошли до постановления Пленума. Через него нам придется проходить и по спорным вопросам ответственности нескольких директоров. Я бы тоже хотел прочитать в Гражданском кодексе ответы на все свои вопросы, найти в нем принципы и механизмы привлечения к ­ответственности. Но, к сожалению, их там нет.

– В статье 53.1 Гражданского кодекса говорится, что субъектом ответственности также является лицо, которое имеет фактическую возможность определять действия юридического лица. Как Вы ­прокомментируете эту норму?

– Действительно, такое лицо будет нести ответственность за убытки, причиненные по его вине, совместно с тем, кто выполнял его ­поручения.

Допустим, генеральный директор получил указание совершить какую-то сделку. Если это причинило компании убытки, то ответственность ­будет нести как генеральный директор, так и лицо, которое дало ­указание.

Проблема в том, как установить фактическую возможность определять действия компании и что понимать под обязательными указаниями. Означает ли это, что, например, одобрение высшим органом управления юридического лица крупной сделки или сделки с заинтересованностью будет означать такое указание? Или указание должно выражаться в чем-то еще? Например, директор получил письмо с требованием совершить сделку, но не в рамках предусмотренной уставом общества системы корпоративного управления, а просто так. Или же директору позвонил акционер или участник компании и попросил или даже потребовал совершить сделку. Можно ли привлечь акционера или участника к солидарной ответственности за причинение убытков? Ответы на эти вопросы тоже придется искать в будущей судебной практике.

– Получается, что вопросов по применению новых положений едва ли не больше, чем ответов?

– Новеллы, касающиеся введения принципа «нескольких ключей», неограниченного количества директоров и условий ответственности органов управления, очень важны. Я считаю, что это революционные ­изменения в нашем гражданском законодательстве.

Но в то же время, как Вы правильно заметили, остаются открытыми многие вопросы. Наверное, логично, что в новых нормах законодатель не в состоянии охватить всех ситуаций, которые могут возникнуть в реальной жизни. Поэтому часть открытых вопросов будет разъяснена в специальных законах: об АО² и об ООО³. Оставшаяся же часть ­вопросов решится через правоприменение, включая судебную практику.

Я думаю, что мы с вами как раз и будем теми людьми, которые сформируют практику. Поэтому я призываю всех вместе активно работать и обсуждать в юридическом сообществе, в том числе на страницах вашего журнала, те вопросы, которые требуют решения. Этим мы подтолкнем законодателя к внесению изменений в Гражданский кодекс, Законы об АО и об ООО или суды к обобщению либо к изменению практики. В конечном итоге все будет зависеть от того, как мы будем эту практику ­формировать.

– Спасибо за содержательный разговор.